ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
ПРЕССА
СЕЗОН 2009-2010


Владимир НЕУГОДОВ

Господа, к нам явился "Ревизор"

После окончания премьерного спектакля Тверского академического драмтеатра "Ревизор" случайно услышал разговор трех зрительниц. "Во времена Гоголя смокингов и таких платьев не было", - сказала одна из них. "И такой музыки тоже", - добавила другая.

И прежде чем озвучить услышанное от третьей женщины, подтверждаю, что уже процитированное в полной мере соответствует действительности. Но при этом не могу не согласиться с короткой фразой "Ну и что?", завершившей этот разговор и являющейся по сути микрорецензией на только что увиденное, да и, честно говоря, ожидаемое заранее. Почему? Да просто наш зритель давно и хорошо знает Валерия Персикова, поставившего "Ревизора" на тверской сцене, как неординарного, вдумчивого режиссера, просто не способного зеркально отображать пьесу на сцене. Но в то же время есть целый ряд фактов, рождавших сомнения насчет возможности, да и правомочности каких-либо отклонений от великого произведения великого автора. Первый из них таков: "Ревизор"- не просто классика, а фактически совместное творение и Н. Гоголя, и А. Пушкина, которому принадлежит сама идея пьесы (правда, позаимствованная у Г. Квитки-Основьяненко - автора комедии "Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе", написанной лет за 20 до "Ревизора" Второй факт-премьера, состоявшаяся 19 апреля 1836 года в Александринском театре Петербурга, и первые постановки в Москве были чуть ли не провальными - свидетельство того, что при внешней простоте сюжета пьеса невероятно глубока по смыслу, а потому сложна для своего воплощения на сцене. Наконец, есть третий факт - "Ревизор" настолько тщательно прописан Н. Гоголем, что в нем присутствуют даже описания интонаций и поз актеров. И все это в совокупности порождает мысль об огромном риске каких-либо вольностей, а тем более, модного ныне осовременивания того, что видится неприкасаемым. И тем не менее В. Персиков и наш театр рискнули, чем-то даже шокировав зрителя, но одновременно доказав, что, во-первых, невозможное возможно, а во-вторых, "Ревизор" для России - очевидно, навечен актуальностью сюжета, что делает вполне допустимым его отображение в духе той или иной эпохи.

А подобие шока возникло уже с первой же хорошо известной фразы, которая звучит из уст не городничего, а... его жены - Анны Андреевны Сквозник-Дмухановской, из чего становится ясно, что именно она по воле режиссера заняла должность своего мужа, оставив ему свое место в доме. Дальше - больше: почти все персонажи пьесы и поведением, и внешностью, явно схожи с цирковыми клоунами, а само действие так же явно походит именно на клоунаду или буффонаду. Конечно же, это не соответствует мнению автора, который в своих письмах называл пьесу то комедией, то водевилем. Но зал почти сразу принял такую трактовку, начав воспринимать "Ревизор"- написанным не 175 лет назад, а в наши дни. Результат - быстрая смена того самого шока глубоким интересом и пониманием, почему смокинги, платья и та же музыка - явно не из гоголевских времен.

Причем, упоминая о костюмах, в первую очередь имею в виду Осипа - слугу Хлестакова, одетого не в "серый или синий поношенный сюртук", как требует Н. Гоголь, а почти по-лондонски. Игра же В. Кулагина кому-то даже открывает глаза на то, что Осип - далеко не "дурак", а фактически ум Хлестакова, подсказывающий ему почти каждый шаг и, в конце концов, спасающий его от краха. Ум - это интеллект, а сюртук - одежда не для его обладателя.

Кстати, именно образ Хлестакова в исполнении Т. Кузьмина и вызывал многие априорные опасения. Во-первых, эту роль играли такие гранды российской сцены, как Э. Гарин, И, Ильинский, В. Соломин, С. Мигицко, и не каждому из них удалось убедить залы ее трактовкой. Во-вторых, Т. Кузьмин - пусть уже проявивший себя на нашей сцене, но все же очень молодой актер, которому, вроде бы рановато тягаться с маститыми. Наконец, Тарас слишком ярок внешне и интеллигентен внутренне, чтобы играть... А кого, собственно, играть - хитреца, ловкача, пусть ненадолго, но баловня судьбы? Нет, Т. Кузьмин, четко следуя совету автора: "Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет", играет Хлестакова "глуповатого, без царя в голове пустомелю, лишенного всякого соображения" по Гоголю, а еще - клоуна по трактовке этого образа В. Персиковым. Причем, его игра очень быстро отметает те самые опасения, а знаменитый монолог с "легкостью мысли необыкновенной" (помните?), да еще с очень уместными вкраплениями в него фрагментов из "Свадьбы Фигаро", будь такая возможность, наверняка породил бы "бис" публики.

Смешны и одновременно убедительны Лука Лукич (народный артист В. Чернышев), Земляника(артист В. Грибков), Ляпкин-Тяпкин (артист Б. Михня), Антон Антонович (народный артист К. Юченков) да и все прочие персонажи этого «цирка». Но, конечно же, самое сложное досталось народной артистке И. Андриановой, которой предстояло, прежде всего, убедить зрителя, что городничая - не оригинальничание ради оригинальности, не просто отображение реалий наших времен (вспомним хотя бы Маргарет Тэтчер, Хилари Клинтон и наших Валентину Матвиенко или Татьяну Голикову), а решение, имеющее и основу, и смысл. Чем убедить? Конечно же игрой, которая четко отделяет Анну Андреевну от своих подчиненных, поскольку зритель видит ее далеко не клоунессой. Сначала она - извините, просто баба, напуганная сном с крысами и вестью о приезде ревизора. Потом - "мужик в юбке", который первым пришел в себя и указал остальным, как можно спастись в этой ситуации. Далее - хитрющая лиса, способная умаслить даже самого принципиального ревизора, а тем более пустышку Хлестакова. Но есть городничая - жестокая львица, готовая (да и способная) буквально растерзать несчастного купца Абдулина (заслуженный артист 3. Мирзоев). А в итоге зритель видит фактически четыре разных роли, каждая из которых сыграна И. Андриановой так, что при объединении их в одну ее героиня предстает перед залом не просто трусливым и не просто грозным, как городничий в пьесе, а страшным человеком-хамелеоном, способным менять свой цвет.

Но есть еще один персонаж, который наделен несколькими фразами лишь в черновиках комедии, а в конечном варианте появляется лишь однажды. Да, образ аптекаря Гибнера (заслуженный артист В. Синицкий) может восприниматься как одна из многих загадок Николая Васильевича. И очень похоже, что В. Персиков нашел ее разгадку, не только держа Христиана Ивановича почти постоянно на сцене в роли наблюдателя, но и периодически усаживая его за кочующее по эпизодам пианино, чтобы наигрывать нечто легенькое, но явно не русское. Однако вспомним, что Гибнер - немец, да и пианино в те времена выпускала, в основном, Германия. А еще вспомним целые немецкие слободы во времена Петра, немецких гувернанток в семьях русской знати, наконец, нашу императрицу-немку. Не напрашивается ли вывод, что Гибнер и наблюдает за результатами немецкого воспитания России, и по-прежнему заставляет плясать ее не под русскую дудку, а под свое пианино? Думается, В. Персиков и наш театр очень тонко высказали то, о чем Н. Гоголь при фактически немецкой власти в России сказать не мог.

И еще один из музыкальных моментов, явно несущий в себе глубокий смысл. Песня со словами "Это русское русское раздолье, это родина моя", входившая в репертуар С. Лемешева, конечно же, написана уже в советские времена. В спектакле сначала звучит ее текст в сцене встречи Хлестакова в доме городничей. Причем, на декларирующей его с караваем в руках Маше Сквозник-Дмухановской отчетливо видятся и красный галстук, и кокошник одновременно - настолько очевидны ассоциации с пионерскими приветствиями съездам и нашими подношениями хлеба-соли по поводу и без... И тогда декорации в виде покосившихся заборов воспринимаются окончательно убеждающими в том, что это действительно "русская сторонка", действительно "Родина моя", Причем, не только гоголевских времен.

Но эта песня звучит и в финале, когда заинтересованные зрители уже наверняка знают из программки, что музыкальный руководитель постановки Г. Слободкин отыскал потрясающую музыку О. Каравайчука к фильму "Рука Гоголя". И звучит она тяжелой какофонией, заставляющей сердце сжаться от мысли "Бедная Родина моя, в которой "Ревизор" вряд ли потеряет актуальность". Но следом - снова бодренькая песенка по-немецки и знаменитая немая сцена - пожалуй, единственный момент в спектакле, вызывающий внутреннее несогласие. И дело даже не в том, что эта сцена фактически уже поставлена Н. Гоголем, подробно описавшим позы актеров и даже указавшим ее продолжительность: история театра знает даже использование В. Мейерхольдом кукол вместо артистов. Да и с В. Персиковым, поставившим актеров спиной к залу, но перед экраном, на котором поет и играет сам композитор, можно было бы согласиться, если бы не появление Марии Антоновны, явно нарушающее каноническую немоту этой сиены и тем самым возвращающее те априорные сомнения насчет допустимости да и целесообразности осовременивания классики.

Да, спектакль в целом -безусловная удача режиссера и театра. Но какова ее цена, если изменение даже одной фразы, а тем более замена одного персонажа другим, - это уже соавторство или в данном случае произведение не Н. Гоголя, а по Н. Гоголю? Есть ли смысл в указании зрителю на сущность некоторых и сегодняшних чиновников, на нынешнее взяточничество и лизоблюдство, если это и так хорошо известно? Не останется ли у молодого зрителя убежденность в том, что это у Н. Гоголя глава города – женщина, а настоящий ревизор явно воспользовался Марией Антоновной? Но в то же время, где гарантия того, что просто отображение на сцене давно известного соберет полные залы? Честно говоря, однозначных ответов на эти вопросы у меня нет. А потому приглашаю читателя присоединиться к их поиску.

Возвращаясь же к финалу спектакля, хочу в меру своих сил и возможностей помочь театру, подчеркнув, что при взгляде из зала он видится далеко не бесспорным, а возвращение девушки от ревизора несет в себе даже намек на пошловатость. Насколько знаю, и сами создатели спектакля чувствуют это и продолжают думать о шлифовке этой сцены. Не сомневаюсь, что так и будет. И тогда я с еще более полным основанием смогу расширить уже частично использованную в заголовке гоголевскую цитату до фразы: "Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам приятное известие: к нам явился "Ревизор". Да, я заменил слово –"пренеприятное" - противоположным по смыслу, а слово "едет" - на "явился". Но что поделаешь, если такая замена продиктована реальностью?

Горожанин. Тверь. -2010.- 13 марта.


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info