ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
Альдо де Бенедетти
СУБЛИМАЦИЯ ЛЮБВИ
ПРЕССА


Валерий СМИРНОВ

ИХ НРАВЫ, ИЛИ О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ

ДВА ТВЕРСКИХ ТЕАТРА В КОНЦЕ ПРОШЛОЙ НЕДЕЛИ С ИНТЕРВАЛОМ В ДВА ДНЯ ПРЕДСТАВЛЯЛИ ПРЕМЬЕРЫ КОМЕДИЙНЫХ СПЕКТАКЛЕЙ.

Театр для детей и молодежи обратился к “Темной истории” Питера Шеффера. Академический театр драмы увлекся “Сублимацией любви” Альдо де Бенедетти. Обе пьесы не отнести к новинкам сезона: “Сублимация” у себя на родине, в Италии, была впервые представлена сорок лет назад, британская “История” фигурирует в афишах по всему цивилизованному миру тоже не первый десяток лет.

Мотивы, по которым театры делают подобный выбор, никогда не тайна. Это всегда реальный повод, выражаясь юридическим языком, побуждающий группу лиц во главе с режиссером на совместное действие по предварительному сговору.

Давным-давно, еще при Главреперткоме, сложилось в советском театре правило: главный режиссер ставит главный спектакль. В промежутках между главными спектаклями становится заметно, что в театре существует некая очередь из людей, желающих поставить спектакль. Тогда с королевской щедростью очередному режиссеру разрешают показать, на что он способен. Только нужно выполнить три обязательных условия. Первое. Чтобы постановка обошлась как можно дешевле. В идеале - вообще бесплатно, потому что львиная доля отпущенных театру финансовых средств и творческой энергии коллектива расходуется на главный спектакль. Второе. Чтобы новая работа “сделала кассу” (для главного спектакля это желательно, но не обязательно). Третье. Чтобы сцена была не слишком заселена, число персонажей должно варьироваться от числа муз (верхний предел) до числа граций, что делает возможным эксплуатацию в выездном варианте.

Как выдержать все условия? Вот тут на помощь очередным режиссерам испокон веку приходила Хорошо Сделанная Пьеса (ХСП). Где ее искать - тоже не бином Ньютона - исключительно за границей. ХСП там пруд пруди. В отличие от нашего Отечества, для которого они не являются эндемиками. Помнится, А.Н Островский уже после “Грозы” и “Мудреца”, писал кому-то из друзей: вот, дескать, много читал в последнее время Скриба и прочих французов, и потому моя “Бесприданница” получается отлично скроенной...

Хорошо Сделанная Пьеса прежде всего занимательна сама по себе. Остроумные диалоги, неожиданные повороты фабулы, напряженность действия - этого было достаточно, чтобы публика не слишком внимательно всматривалась в логику характеров, в оригинальность режиссерских решений, в нюансы оформления.

Обе наши премьеры сделаны по самым настоящим ХСП. Обе достаточно смешны. Труд Шеффера более оригинален (что и ожидалось от автора классических “Эквуса” и “Амадея”), зато у де Бенедетти больше простого, неанглийского юмора. В обеих пьесах лихо закрученные интриги и ожидаемые, но все-таки не до конца предсказуемые финалы. В обеих практически все роли выигрышные, потому что лишены “третьего измерения”, мастерски сведены к характерам, замкнутым границами театрального амплуа. Наконец, в обеих речь идет о любви не только в благородно - духовном смысле слова.

В “Темной истории” замечательно придумана драматургом исходная ситуация: в доме происходит короткое замыкание и его обитатели вместе с появляющимися гостями вынуждены общаться между собой в кромешной темноте. Разумеется, темнота существует только для актеров, мы-то, зрители, видим все происходящее и смеемся над возникающими нелепыми и забавными ситуациями. Беспомощные, лишенные полном мраке привычной возможности ориентироваться даже в знакомом пространстве квартиры, персонажи тем ярче проявляют свои особенности - смешные, симпатичные и не очень.

Но и самая блестящая придумка автора - еще не гарантия успеха. В постановке Вячеслава Лымарева этому вроде бы гарантированному успеху мешает многое. Бедность и невыразительность оформления. Случайность костюмов, которые кажутся взятыми вообще не из этого спектакля. Отсутствие продуманного звукового решения (это в темноте, когда слуховая чувствительность, как известно, обостряется). И самое главное - отсутствие оригинальной режиссерской партитуры всего происходящего. Известно, что в отсутствие света можно случайно столкнуться с каким-то предметом или даже с человеком. Случается, что естественный заменитель глаз в такой ситуации — вытянутая рука может коснуться тех частей тела, которых без особого на то разрешения в приличном обществе касаться запрещено. Это первое, что приходит в голову. И, в принципе, то единственное, что “выжимается” в спектакле Лымарева из потенциально бесконечного источника комических мизансцен .

Это удивительно, но пьеса, кричащая о возможности и необходимости сочинения режиссером собственной, пластической комедии, призванной удвоить сюжет Шеффера, прочитана буквалистски, без включения фантазии “на полную катушку”.

Между тем на современной сцене, как столичной, так и провинциальной, все основательнее утверждаются принципы богатого и стильного зрелища. Оформление “из подбора” не проходит.

Требуется эффектное развлечение, в котором максимально задействованы все составляющие театрального искусства, а от режиссера требуется максимальное творческое напряжение, чтобы удивить пришедших на спектакль.

Другая особенность современных постановок ХСП, к которой все крепче привыкает новая российская театральная публика, - повышенные требования к актерам. Их профессионализм должен быть безупречен. А с этим в “Темной истории”, как говорится, есть проблемы. Если более опытные Генрих Казарьян, Надежда Вербицкая и Сергей Коноплев радуют зрителей всегда смешным сочетанием вполне “Станиславского” жизнеподобия с гротескными красками, то в любовном треугольнике Михаила Хомченко, Елены Соловьевой и Ольги Лепоринской явно не хватает: ему - азарта, а им - убедительности.

Любовный треугольник на сцене академического театра драмы получился куда более зрелым. Не только по возрасту.

Владимир Чернышов создает истинно бенефисную, звездную роль. Его Леоне Саваста - политик, депутат, бизнесмен, владелец полотна великого Алессандро Маньяско и “хозяин жизни”. Сквозь итальянский антураж актер ясно дает зрителям возможность увидеть вечные черты стареющего, но все еще безудержно жадного до жизненных радостей представителя “элиты общества”. Таких персонажей сколько угодно и на российской политической сцене. Двумя вершинами работы актера в спектакле становятся эпизоды, в которых Леоне дважды меняется ролями с молодым интеллектуалом Пьеро. В первом случае Чернышов играет прожженного политика, способного набросить флер благородства даже на откровенно безнравственный поступок: Леоне пользуется безвыходным положением обитателя мансардной каморки своего элитного дома так, будто совершает не подлость, а великое благодеяние. Во втором случае - перед нами вроде бы жалкий, потерпевший поражение человек. Но Чернышов мастерски показывает, что и припертый к стенке его герой будет пытаться сохранить хотя бы видимость соответствия образу “крутого” во всех отношениях мужчины. (Добавлю в скобках, что премьерные спектакли Чернышов играл простуженным, но нездоровье практически никак не отразилось на качестве работы актера. Такие факты говорят о многом.)

Ирина Кириллова в роли Паолы женственна прежде всего и вопреки всему. Недаром ключевым в спектакле становится момент, когда постановщик спектакля Борис Михня цитирует знаменитый кадр с Мерилин Монро из фильма “Седьмой год”. Кадр, который стал не только “фирменным” изображением великой кинозвезды, но и символом сексуальности XX века.

Отмечая бесспорную адекватность Ирины Кирилловой и заданной режиссером символике, и той линии характера героини, которую она выстраивает уверенно и четко, должен заметить, что текст пьесы давал также другие возможности, которыми актриса не воспользовалась. Ведь Паола не только очаровательная женщина, привлекающая повышенное внимание мужчин. Она модная писательница, интеллектуалка, феминистка, сама принадлежащая к кругу “хозяев жизни”, столичных тусовщиков. У Кирилловой эти черты образа отходят на второй план.

Александру Павлишину в роли Пьеро пока явно не хватает уверенности, актерского куража. Он очень хорош в фарсовых эпизодах второго акта, когда Пьеро, вместо того, чтобы покинуть чужую квартиру, находит десятки предлогов, чтобы остаться. Но сцены диалогов с Леоне удаются актеру значительно меньше: одержимость героя творчеством и его интеллектуальная обеспеченность молодым актером скорее декларируются, чем демонстрируются.

Спектаклю еще надо вырасти, выровняться. (Подобными эвфемизмами критики обычно намекают актерам на необходимость тверже знать текст.) Но главный вывод закреплен зрительскими аплодисментами и хорошим настроением после финальных актерских поклонов. Спектакль состоялся. Состоялся как демонстрация актерского искусства. Состоялся как зрелище: при минимальных расходах на постановку художник Евгений Бырдин нашел вариант лаконичного, но выразительного оформления, а постановщик Борис Михня удачно мобилизовал режиссерские средства, чтобы избежать даже намека на статичность, на замедление действия. Хотя над ритмом спектакля можно и нужно поработать.

Странности любви, свидетелями которых мы стали в двух новых театральных работах, на самом деле только повод, чтобы порадовать нас действительно хорошо сделанными пьесами. Но хорошо сделанный спектакль даже на основе самой хорошо сделанной пьесы сегодня требует для своего рождения гораздо большего, чем в прошлом веке, в советские времена, когда подобные пьесы шли на ура под рубрикой “их нравы”.

Вече Твери. - 2002.- 6 ноября.


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info