ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
А.Н. Островский
НЕ РАЗРУШАЙ МОИХ НАДЕЖД
(НЕВОЛЬНИЦЫ)
ПРЕССА

Александр ИНЯХИН

"Не разрушай моих надежд"

В Тверском академическом театре драмы Вера Ефремова поставила одну из трех пьес А.Н. Островского, какие, при всем уважении к классику, не входят в “первый круг” его шедевров. “Невольницы” сегодня, тем не менее, все чаще возникают на подмостках. Лирическое напряжение этой пьесы, ее этические темы разработаны в спектакле глубоко и многообразно. Постановщику, а вслед за нею и зрителям, интересно наблюдать, как “просвечивают” все эти классические свойства драматурга сквозь не слишком знакомый текст.

В Твери пьесу переименовали, назвав ее репликой героини – “Не разрушай моих надежд”. Фраза кажется строкой из романса, что естественно, поскольку в спектакле выстроена своя, сложносочиненная музыкальная драматургия. Так, элегические музыкальные мотивы характеризуют душевные муки крупного промышленника Евдокима Егорыча Стырова, женившегося на молоденькой, сознающего, что “купил” ее, мучающегося то ли ревностью, то ли желанием проверить чувства юной супруги. Метания Евлалии Андреевны, которая женой стала раньше, чем успела пережить реальную молодую любовь, выражены довольно неожиданными джазовыми импровизациями, в которых слышны, например, мотивы “Веселой вдовы” Легара. Начинается действие томной итальянской песней, исполняемой для гостей нанятыми иностранными певцами, а завершается и вовсе бурной цыганской пляской.

В этой демонстративной разностильности есть, однако, своя система. Театр полагает и доказывает , что чувства чувствами, а жизнь – жизнью. Все душевные борения можно усмирить житейской логикой и вдохновенной демагогией про взаимную свободу. Таким образом великий драматург явно иронизирует по поводу проникающей на российскую почву эмансипации, весьма уродливого выражения человеческой свободы.

Евдоким Егорыч ставит по сути психологический эксперимент – оставляет молодую жену одну под присмотром экономки Марфы Севастьяновны и выпивохи- лакея Мирона Ипатыча. Однако он не учитывает очевидной реальности, а именно неустойчивости сознания своей супруги. Евлалия Андреевна, видя перед собою, как ей мнится, предмет первой любви, служащего у мужа Артемия Васильевича Мулина, страждет, мечется, выходит из себя и вообще готова наделать глупостей. Зато предмет ее страсти оказывается человеком вполне здравым, а подруга Софья Сергеевна, в свою очередь, дает урок благоразумия, ибо сама этого молодого клерка содержит, пользуясь преимуществами взаимной со своим супругом свободы.

История, короче говоря, путаная, на сюжеты А.Н. Островского не очень похожая, ведь большинство его героинь, кому душевная смута свет застит, кончают безумием или смертью.

В финале тверского спектакля поют и пляшут лихие цыгане, нанятые мужем на радостях, что взаимный стресс преодолен без видимых последствий для репутации.

Пьеса может быть сыграна как тайный дуэт Евлалии и Мулина или как моноспектакль про муки ревности стареющего богача, опрометчиво женившегося на молоденькой. В Твери все шестеро персонажей живут в сюжете одинаково внятно, содержательно и осмысленно. Даже лакей Мирон Ипатыч в исполнении В. Чернышова довольно мил своими странностями, сдвигаясь в сторону чуть ли не Любима Торцова, в силу сочувствия к пропойцам, в российских душах неизбывного.

Весьма неожиданно играет экономку Маврфу Севастьяновеу И. Андрианова. Это не настырная и завистливая дура, а благородная женщина, много лет состоящая при особе Стырова на правах близкого человека, И то, что влюблена Марфа в Евдокима, видно с первых мгновений, отчего интрига с исчезновением золотого портсигара обретает нешуточный драматизм, а не выглядит водевильным недоразумением.

Артемий Васильевич Мулин фигура и вовсе особенная. Очень заметно, что драматург тут постарался написать свой вариант грибоедовского Молчалина. Артист А. Павлишин последовательно эту логику развивает. Его Мулин человек спокойный, осторожный. Не позволяет себе “резких движений”, но и своеобычного достоинства не лишен. А еще судьбе своей не противится. Он хорошо усвоил, что главный закон бытия – закон инерции, и хотя благосклонно позволяет себя обожать, но дистанции не теряет, держится поодаль, умело и вовремя охлаждая любовный пыл хозяйской жены, с которой когда-то, в совершенно другой жизни, могла быть и любовь…

Органический цинизм Софьи Сергеевны ему ближе и понятнее, а кроме того и удобнее. Д. Плавинская ярко и многозначно воплощает сознательную безнравственность черствой души, женщину, для которой между любовником и карточным партнером разницы никакой. Она умеет нейтрализовать опасные для своих удовольствий обстоятельства, оставаясь для соперницы подругой, хотя в глубине холодных глаз ярко мерцает презрение к ее наивности.

Супруг ее, Никита Абрамыч (Б. Лифанов), сохраняет нейтралитет, будучи уверен, что жену надо обеспечить светским занятием, чтобы сама бала довольна и ему не мешала жить. Тоже, между прочим, позиция. Героиня драмы Евлалия Андреевна в исполнении молодой И. Погодиной представляет женщиной не то чтобы заторможенной, но в силу природного эгоизма погруженной в слои невнятно - страстные состояния. Полнокровно - юной женщиной, рано вышедшей замуж и лишенной реального чувственного опыта, движет, по сути, ничем не тронутый инфантилизм. Для нее нет ограничений и препятствий просто потому, что она понятия не имеет об их существовании. Если угодно, Евлалия «не от мира сего», где все давно, так или иначе, к действительности приноровилась.

Евлалия Андреевна, сладости греха пока не изведав, занимает свое место за карточным столом, и что за этим воспоследует, предположить трудно.

Наконец, Евдоким Егорыч Стыров, богатый, вовсе не старый, бесконечно обаятельный в исполнении Александра Чуйкова, кажется, не слишком увлечен идеей психологического эксперимента, оставляя юную супругу одну дома в опасной близости с молодым подчиненным и куда более ревнивыми домочадцами (опять видишь, как истово интригует Марфа, с трудом терпящая свою хозяйку).

Для Евдокима Егорыча само доверие жене – высшее выражение любви. Он с трогательной нежностью и грустью открыто любуется Евлалией. Эта любовь сквозь слезы умиления помножена на вполне понятную растерянность, готовность быть виноватым и страдать. В музыке спектакля эта гамма чувств героя выражена с удивительной полнотой, совершенно равной тем состояниям, какие "прописал" Стырову драматург. Элегические мелодии и ритмы, в каких идет жизнь этой по-своему светлой души, воплощают тайнопись страстей Евдокима Егорыча.

Характерность Лыняева или Крутицкого, в свое время блистательно артистом сыгранных, тут обнаружить трудно. Но и жесткости Прибыткова из "Последней жертвы" Стыров тоже лишен. Евдоким Егорыч прежде всего фигура лирическая. Другая "сложность" в том, что у Стырова есть совесть, тот самый нравственный закон, который он и полагает нарушенным самим фактом женитьбы на молодой женщине без какой-либо любви с ее стороны. Этот грех Евдоким Егорыч и намерен избыть, наивно полагая, что свобода, супруге представленная, распахнет ее душу и гармонизирует их дальнейшую будущность. Но при всей видимости успокоения баланс крайне неустойчив, цыганским загулом его не прикроешь.

Евдоким Егорыч кажется предтечей другого классического героя - чеховского Кулыгина с его томительным, как зубная боль, рефреном: "Я доволен, я доволен…".

Артист Александр Чуйков, встречая собственный 70 - летний юбилей, решился на по-своему мужественный шаг, что ему в принципе всегда была присуще: сыграв многих "больших людей" в пьесах Островского, на сей раз обратился к характеру не самому крупному и показательному. Однако увлеченно раскрыл в нем неожиданные глубинные оттенки и смыслы душевных движений, будучи, как всегда, во всеоружии своего недюжинного дара. Характер вышел занятный, более того, исполненный душевной муки благородства.

Глаза Евдокима Егорыча, наивные и светлые, периодически сверкают трудно скрываемыми слезами, что "озвучено" и тайной музыкой его души. А еще в нем есть трогательная растерянность перед неизъяснимыми странностями женской души. Этот лирический мотив - самое интересное в новой премьере Тверского театра драмы.

Журнал СТДРФ Страстной бульвар, 10. -2006.-, № 6(86).