ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
ХОНИНА НАИНА ВЛАДИМИРОВНА
ПРЕССА


Марина МОТУЗКА

ЛЮБОВЬ МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ

Ты живешь своей жизнью, в привычном ритме. Делаешь то, что делаешь всегда. В зоне внимания - любимая семья, любимая работа, привычные заботы, связанные с самим существованием, бытовые неурядицы, проблемы - большие и малые …

И вдруг неожиданно врывается телефонный звонок. Звонят из “Тверской жизни”. И голос Марины Мотузки в присущем, очевидно, ей ритме, отнюдь не размеренном: это бег, но не трусцой. Скорее - спурт, рывок на короткую дистанцию, не оставляющий возможности что–то сообразить. Может, отказаться от предложенного?

И вот уже твоя рука, подчиняясь настойчивой интонации, записывает вопросы, на которые ты должна ответить. Должна. Почему должна? И кому? Возникает мелкое раздражение: зачем мне это? Досада на себя, на свое неумение сказать " нет" , а потом ходить и мучиться ...

А вопросы уже западают в душу, заставляя остановиться, затормозить и заглянуть в себя. Это нелегко. Возникает дилемма между неким " стриптизом" перед читатающим оком и возможностью подать себя " по первому разряду, когда всем хорош и люб. Однако вопросы задевают за живое, будоражат душу. Ответ на них лежит не на вершине философских понятий. Суть в том, как это преломляется лично в тебе. У каждого свой почерк, свой взгляд.

1. Итак, вопрос первый: что в жизни самое главное?

Есть притча. Она мне по сердцу. Потоп. На крыше дома стоит человек. Мимо мчатся машины - колеса в воде. Одна из них тормозит. Открывается дверца:

- Эй, ты чего стоишь? Утонешь! Садись в машину, мы тебя спасем. А человек ответствует: " Я в бога верю. Он меня спасет" . Вода поднимается все выше и выше. Дошла до уровня первого этажа. Лодки плывут.

- Эй! Прыгай к нам в лодку. Мы тебя спасем.

А в ответ слышат: " Я в бога верю. Он меня спасет" . А вода еще выше. Вот уже до крыши дошла. Вертолет летит:

- Эй! Бросаем тебе лестницу. Утонешь! Мы тебя спасем!

А в ответ слышат: " Я в бога верю. Он меня спа ..." .

Утонул человек. Предстал пред очами Господа Бога и возопил:

- Господи, я так в тебя верил. Почему ты меня не спас?

А Господь отвечает: " Я тебе три раза спасение посылал , да ты меня не услышал" . Слышать надо " звонки" ... Мы глухи, хотя и не страдаем потерей слуха. Мы слепы, хотя смотрим широко открытыми глазами.

2. Что для меня свято? Чувства, коими играть нельзя, ибо они идут по главной магистрали: Жизнь - Смерть. Все, что входит в непростое понятие Любовь.

3. Стыд? Я - в день спектакля или перед премьерой. На что это похоже? Да ни на что не похоже! Это просто другой человек. Раздраженный, неприветливый. Потом бывает стыдно - виляю хвостом.

4. Гордость? То, что к тебе лично не относится, а приходит радостью за близких, за их успехи, удачи, победы: " Мы с тобой одной крови - ты да я!"

5. Дело? То, чему ты служишь, чего не предаешь, - Театр, сцена. Смысл жизни здесь.

6. Вопрос к себе? Пока без ответа. Я в пути: - Что есть Бог?

Н. ХОНИНА

Весна. День за окном вполне приличный. Даже с солнышком.

Народная артистка России Наина Владимировна Хонина чистит картошку. Готовит домочадцам обед. Обычные дела. А с утра пораньше были походы по магазинам и тяжеленные сумки. Продавщицы, как всегда, ей улыбались и обращались по имени: естественно, ну кто же в городе не знает любимую артистку? Обычные дела. Стирки. Уборки. Вязание свитеров драгоценному внуку. Про это зрители Хониной не знают. Не знают и те продавщицы, которые так ласково улыбаются и чисто по-женски сочувствуют, на глазок прикидывая тяжесть сумок. Ну и не надо никому про это знать.

Чистит картошку. А попутно вдруг начинают сочиняться стихи. Память у нее великолепная. Актерская. Так что не надо торопливо бормотать и бормотать строфы, чтобы не забыть. И не надо бросать селедку недочищенной, чтобы успеть записать сочиненное.

Все спокойно. Записывает. Потом решает позвонить мне в редакцию, читает эти новые стихи.

Спрашивает:

- Ну и как? Не очень они кажутся ...

Нет. Нормально. Но что-то у тебя не по сезону, а? От весны вдруг в осень бросило. С чего бы?

- Сама не знаю, - и после задумчивого вздоха напоминает свой любимый постулат.

- Но я же тебе говорила, что ничего не бывает случайно. Это надо принимать как данность, и все.

- Вот именно, - машинально соглашаюсь я, а тем временем, как локатор, вслушиваюсь в ее интонации, чтобы догадаться, что же на сей раз стоит за этим ее «случайно».

***

Казалось бы, знаем друг друга сто лет. Бывало, даже ссорились. Разумеется, по творческим поводам: это когда убеждала Наину, что она мне видится прежде всего характерной актрисой, несмотря на всю ее красоту героини. Спорили. Но всегда неизменным оставалось очень приятное ощущение неотъемлемости Наины Хониной от культурной жизни города. Не у меня одной, не правда ли, тверичане? Мы же как с собственных молодостей запомнили эту красавицу, совсем юную, но сразу начавшую играть главные роли в спектаклях областного драматического театра, так и " поселили" Хонину с радостью в своих жизнях.

А у газетчиков тогдашней " Калининской правды" к Наине появились и какие-то чисто родственные отношения, потому что ее горячо полюбил наш журналист Евгений Борисов (теперешний писатель). И мы видели эту большую любовь. Бывало, едешь спозаранку в командировку, а на вокзале встречаешь Женю, которому тоже надо отправляться, только в другой район. А рядом с Борисовым обязательно Наина: провожает, хотя вполне могла бы остаться дома и лишний часик поспать после вечернего спектакля, который, как известно, заканчивается поздно.

По отношению к актерам у нас чаще всего две крайности: или считаем их расхристанными носителями пороков, или относимся как к небожителям. Мне кажется, что Наина своей просто жизнью и жизнью в театре доказала, что истина-то к крайностям отношения не имеет. Чтобы понять это, достаточно было годами видеть всегда

по-настоящему профессиональную работу Хониной на сцене. И чувствовать, что и дома у нее все в порядке.

Да, знаем друг друга. Тогда откуда же появилось это неожиданное удивление перед ней?

В первый раз оно вспыхнуло, когда я узнала, что Наина Владимировна выбрала для своего бенефиса.

Обычно актрисы для этого выбирают пьесы, где можно особенно блеснуть, устроить фейерверк и тем самым обворожить зрителя всем своим шармом. Знаменитая характерная танцовщица Большого театра Екатерина Гельцер на юбилейном вечере в честь своего 70-летия(!) вышла на сцену, чтобы станцевать... мазурку. Взвывший от восторга зал аплодировал ей стоя.

А Наина Хонина для своего бенефиса сделала моноспектакль по пьесе Карела Чапека " А дальше была жизнь..." . Там на сцене Хонина одна. Играет старую женщину, у которой разные войны одинаково убили мужа и всех четверых сыновей. Хонина живет на сцене полным, мучительным и страшным одиночеством этой женщины. На грани психологического срыва.

Я долго не могла набраться сил и пойти на этот спектакль. Наина, естественно, обижалась. Я оправдывалась:

- Жизнь и без этого тяжелая, на сплошных нервах, а ты сама говоришь, что после твоего спектакля у женщин случаются сердечные приступы, еле отхаживаете. Зачем такое выбрала для бенефиса, ума не приложу.

- Приходи, посмотришь, потом и поговорим.

Пришла. Посмотрела. Но говорить после спектакля не смогла. Обняла, благодаря, и тихо ушла... Говорили мы уже много времени спустя.

Наина призналась:

- Я понимала, что на ЭТО ходить не будут. Люди иногда даже боятся аплодировать. Но то, что мне хотелось сказать, я сказала.

- А почему хотелось?

- Наверное, потому, что сначала у меня возникла тема - Афганистан. Помнишь, у нас в городе проводился фестиваль " Созвездие" ? Он тогда, можно сказать, " прошел через Афган" . Там под гитару один человек пел свои песни об этой войне. Потом еще где-то перед праздником, помню, молодой парень тоже пел, и тоже свои песни об Афгане. Я тогда не удержалась и поклонилась ему... Когда началась война в Чечне, меня потрясли вот эти матери, которые по всей России бросали дом, семью и ехали туда, чтобы искать своих сыновей - живых или мертвых. Только натура российская это может. Ни одна мать в мире так бы не поступила - бросить все и пойти в безнадежность. В полную же безнадежность, понимаешь? Они пошли и даже спасли оставшихся мальчишек. Для меня этот спектакль - мой поклон женщине-матери. Умереть легко, а ты останься и живи... У нас в театре раньше шел спектакль по пьесе Чапека. Там было несколько действующих лиц. Я решила сделать моноспектакль. Все сконцентрировать на матери.

- Инсценировку сама написала?

- А кто же? За день. Две недели репетировали. Но это как роды: до этого девять месяцев она во мне прожила... Ничего не бывает случайно. Наступает момент - и все, что наслаивалось годами, постепенно и незаметно, вдруг переворачивает тебя.

- Господи, как ты только выдерживаешь громадную нервную нагрузку такого спектакля...

- Брось. Не повторяй слова моего лечащего врача.

- А что она говорит?

- Запрещает. Но хуже бывает, когда давление подскочит. Как-то явилась играть, а давление 200 на 120. Но не отменять же спектакль, раз зрители пришли? Подумала и вдруг весело:

- Тут как-то раз врач пришла посмотреть комедию " Море любви" . А я же там на шпагат сажусь, помнишь? Она посмотрела, потом говорит: " Однажды со своим тромбофлебитом с этого шпагата вы можете и не встать" .

Я понимаю, что Наина решила увести разговор в другое русло. Наина сильный человек. А сильный человек не любит говорить о том, что для него второстепенно.

Не случайно ведь в молодости Наина мечтала сыграть не кого-нибудь, а Жанну д'Арк. За 39 лет работы Хониной в театрах никому из 35 режиссеров, чьи идеи она ревностно воплощала на сцене, не пришло в голову поставить такой спектакль. Актерские мечты... Какой же это беззвучный и вечно звучащий реквием!

Про стаж работы, Жанну д'Арк и количество режиссеров Наина сказала сама. Но потом, листая свои записи, я невольно сопоставила все это. Невольно. И даже сильного человека захотелось укрыть ладонями.

***

" Папой Жорой" актеры звали главного режиссера Калининского драмтеатра Георгия Адольфовича Георгиевского. Про его крутость, невероятную работоспособность и такую же преданность театру были наслышаны даже горожане. В 62-м году Георгиевский открыл филиал школы-студии МХАТ. Присматривал для нее талантливую молодежь даже в далеких краях. Хонину он обнаружил в Ульяновском театре. А первой ролью семнадцатилетней Хониной была роль младшей дочери в " Горя бояться -счастья не видать" в театре Благовещенска-на-Амуре. По спектаклю она там должна была быть пламенно влюблена, а героя играл сорокалетний актер. И Наина мучилась, расцвечивала его всеми цветами радуги, чтобы " войти в роль" .

Хонина из актерской семьи. По определению Наины, у родителей было романтическое отношение к театру. Храм! Это она и решила взять в наследство.

" Папа Жора" привез Хонину в Калинин. Велел посмотреть шедший тогда спектакль " Третья патетическая" . Спросил мнение: ну как? Понравилось. Потом сострил: " Ну, будет настроение, может, и на сцену выйдешь? Вроде бы пора уж" .

- И я завертелась в репертуаре, - вспоминает Наина. - Девять спектаклей в год.

Сразу центральные роли. Счастливо складывающаяся актерская судьба.

- Главная отправная точка для меня, - говорит Наина сейчас, - была и будет одна - любовь. В молодости, когда играла в спектакле " 104 страницы про любовь" , это и в моей жизни совпало. Анфиса в " Угрюм-реке" - какие страсти!.. Годы идут, актриса взрослеет, но любовь-то остается, только она уже материнская, сестринская. Никогда в жизни не хотела играть отрицательную роль. Потому что мне неинтересны, скучны эти люди. Никогда не захотела сыграть бы леди Макбет Мценского уезда: там она ребенка душит.

- Наина, а что предпочитаешь - играть классику или современность?

- Вообще-то всю жизнь хотела играть классику и не хотела играть современных героинь. Классика сейчас, наверное, нужна особенно. Может, потому, что у меня всегда остается надежда: если слышишь речь Ромео и Джульетты, то, выйдя из театра, захочешь заговорить их языком... Но годам к сорока мне стали интересны современницы. Сейчас я их хорошо понимаю. Вот я одну женщину приглашала в театр. Она отказывалась, а потом напрямую призналась, что сапоги старые, пойти не в чем. Купила новые - пришла в театр.

- Скажи, ведь быт и актрис заедает, да?

- Да. От плиты Анну Каренину сыграть нельзя.

- И что ты делаешь?

- Когда спектакль, внука ко мне не приводят. Я забиваюсь к себе в комнату. Все знают, что меня трогать нельзя.

***

Привычным стало, что актеры берутся за режиссуру. Плохо ли, хорошо ли получается, но берутся.

Но когда в мимолетном разговоре узнала, что у Наины лежат две написанные ею пьесы, это удивило и заинтересовало чрезвычайно.

Стала выпрашивать. Но Наина нашла время, чтобы прийти и прочесть их сама.

Пьесы маленькие. Объединяются в единый моноспектакль. Хонина мечтает их сыграть.

Обе пьесы - о стареющих актрисах. Героиня первой еще работает в театре. Всё действие - ее пять телефонных разговоров. То с подругой о нарядных тапочках и халате, которые некуда надеть, кроме как в больницу. То вымаливание участия и тепла у взрослой дочери, которая и думать-то позабыла о матери. То такое же униженное вымаливание роли в спектакле. Только голос.

Во второй пьесе голоса нет. Ничего, кроме шума города за окном, коротких магнитофонных записей и музыки. Героиня тоже актриса, только театр для нее в прошлом. На глазах будущего зрителя пройдет целая жизнь. Без единого слова. Но когда эта женщина, нескладная и все равно милая, беззащитная в своем одиночестве жизни без театра распахнет окно и покончит с собой, нам станет невыносимо.

- Слушай, ты домашним своим это давала читать? - спрашиваю у Наины.

- Читали. Потом испуганно смотрели на меня и говорили: "Неужели тебе так плохо?" . Я им объясняла, что все у меня хорошо. Просто пьеса такая написалась. Понимаешь, мне так хотелось защитить свою профессию.

Тверская жизнь. -1998.- 24 января.


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info