ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
ХОНИНА НАИНА ВЛАДИМИРОВНА
ПРЕССА


Наина ХОНИНА

АРАНХОЭССКИЙ КОНЦЕРТ

Этот телефонный звонок почему-то напугал Веру... Был вечер. Она готовилась ко сну. Настроение было прекрасное! Накрутила на ночь бигуди, вымыла лицо, осушила его льняным полотенцем. Чуть поморщилась от неприятного ощущения стянутой кожи: кремами она не пользовалась, считая это лишним для ее девятнадцати лет. Родители уехали в деревню открывать дачный сезон, а она осталась дома одна. Хо-ро-шо! Можно насладиться одиночеством. Этой свалившейся на нее свободой: никто тебя не дергает, не учит, как надо жить. Хо-ро-шо!

Так вот, о телефонном звонке вечером, перед сном... Казалось бы, чего особенного? Ну немного поздно: нормальные люди в такое время не звонят. Выходит, что?.. Как-то не по себе. И трубку брать не хочется, как будто в ней затаилось что-то такое... Предчувствие, чего?..Вера даже рассердилась на себя. Взяла трубку. Решительно и строго произнесла: «Слушаю вас!» Звонила ее школьная подруга.- Ве-ерк, слушай сюда! Ве-ер, ты слышишь? У подруги была некая речевая особенность: вечно тянула гласные. Слушать устанешь, пока она закончит фразу. - Ве-е-рочка, ты зна-а-ешь, кто сейчас звонил? Ко-о-ля-а!!!У Веры задрожала трубка в руках. Впрочем, «задрожала» -слабо сказано! Трубка запрыгала будто живая, от радости, видно. Рука даже вспотела, и Вере пришлось перебросить трубку в другую руку. Ей стало весело, и во время дальнейшего разговора она проделала эту процедуру несколько раз. Как будто не трубку, а горячую печеную картофелину, только что из костра, из-под золы, с руки на руку перекидывала, чтобы остудить ее. Только подуть на нее осталось. Она и дунула. От волнения, наверное..._ Ве-е-ер, ты че-е? Че-е в ухо-то дуешь? Ты меня сы-ышь? Объясняю... Коля приехал из Москвы, а родители его на даче, в Чуприяновке. А ключа-а у него нет. Вот он мне и звонит...Вера неожиданно «взорвалась»:- Сколько раз тебе нужно говорить одно и тоже: ударение на втором слоге, а не на первом. Звонит, звонит, звонит!- - Ну, звонит, мне без разницы. Ну, так вот... Он мне звонит и говорит: «Что делать? К кому ночевать идти?» А я ему говорю: «К Ве-е-ерочке! У нее старики в деревню слиняли». У тебя ведь квартира-то пустая, сама сказала вчера. Э-э-эй! Чего молчи-и-ишь? Я чего-то не так ему сказала? Ну, 1 вое дело! Решай сама. Сы-ышь?- Слышу, слышу, - откликнулась Вера и опустила влажную трубку ма рычаг.Положив руку на грудь, она попыталась таким образом унять взбесившееся сердце, толчками рвавшееся наружу, а оно никак не унималось. Но самое удивительное: мгновенная радость, с которой она восприняла эту весть - что Коля в городе появился -вдруг уступила место непонятной тревоге. Стянув с себя повлажневшую ночнушку, побежала в ванную. Встала под холодный душ. Пришла в себя, наконец. Стала судорожно соображать, что дальше делать? Прежде всего, снять бигуди. Встав перед зеркалом в ванной, занялась головой. Покончив с прической, взялась за платья. Долго рылась в шкафу, но ничего подходящего так и не нашла. Надела мамино, любимое: с белым кружевным воротничком. К счастью, у них с мамой были одинаковые фигуры.Пока вертелась перед зеркалом, больше глядела на платье, а потом мельком увидела свое лицо - бледное, с напуганными, вытаращенными глазами, и губы почему-то синие... Испугалась самой себя! Решила, что перестаралась с холодной водой под душем... Стала рыться в маминой косметике. Слава богу, мать в деревню свою косметичку не забрала. Собственной же косметички у Веры не было, не обзавелась еще. Впервые в жизни рискнула подкрасить губы. Тронула кисточкой глаза, бросила взгляд в зеркало и обнаружила, что она «очень даже и ничего!». Вполне привлекательна. Внезапно успокоилась и даже повеселела. Где наша не пропадала... Семь бед -- один ответ! Села в кресло и стала ждать... Вот сейчас он войдет в подъезд, поднимется по лестнице на се этаж, позвонит в дверь, и она ему откроет. А потом?.. Время шло медленно.Она увидела себя нескладной, тринадцатилетней девчонкой. Неуклюжей и несколько полноватой, чего она очень стеснялась. А рядом его, старшеклассника Колю Перова. Двери их классов находились напротив друг друга. Однажды на перемене Вера выскочила в коридор из своей двери, а Коля - из своей, ну и налетел на нее... Чуть с ног не сбил.-- Ты! чего под ногами вертишься? - обрушился он на нее. Да еще обозвал «малявкой». Ей бы обидеться на эту «малявку», а она,.. Словом, с этого все и началось. Ему-то, конечно, хоть бы что! Прислонив «малявку» к стене, Коля ураганом помчался дальше по школьному коридору, а она так и простояла всю перемену напротив своего класса, не в силах «отлипнуть» от этой стены, стряхнуть с себя наваждение. И домой после уроков плелась сама не своя, еще не понимая, но уже догадываясь, что сегодня в ее жизни случилось что-то такое, необыкновенное, что когда-то должно было случиться. И не ждешь, а оно тут как тут!

Боже, как она его преследовала! Бедный Коля - она ему покоя не давала. По пятам за ним ходила. Смотрела на него страдальческими, с собачьей преданностью, глазами. Девчонки-одноклассницы, наблюдавшие за «Веркиным романом», посмеивались над ней, а ей хоть бы что! Она никого и не видела, кроме него. Письма ему писала, правда, не посылала. Складывала дома стопочкой в коробочку. Даже стихи сочинять начала. А ему ни жарко, ни холодно. И на Веру ноль внимания. Случайное столкновение в школьном коридоре не оставило в его памяти никакого следа, и в дальнейшем, встречая «малявку» на своем пути, он просто отодвигал ее в сторону, как отодвигают ненужные, лишние предметы. Отодвинутая на обочину, она смотрела ему вслед, то ли всхлипывая, то ли вздыхая, как будто посылала ему сигналы: «Оглянись. Оглянись!». Иногда он действительно оборачивался, словно проверяя, не зовут ли его? И тогда Вера поднимала руку и отчаянно махала ему, радуясь тому, что сигнал SОS, призывающий спасти ее душу, долетел до него.Но этим все и кончилось: Коле совсем не хотелось спасать чью-то душу. Видно, его собственная душа пребывала в те дни где-то совсем в других широтах...Вскоре он закончил школу и поступил в музучилище. Теперь через плечо у него висела не сумка, а гитара в синем толстом чехле. Иногда он снимал свою гитару с плеча, нежно обнимал ее и что-то шептал, словно на ухо любимой девушке... А Вере ничего не оставалось, как торопить свои школьные годы: скорее, скорее к аттестату. А когда торопишься, всегда куда-нибудь опаздываешь. С некоторых пор Вера стала опаздывать, а то и пропускать первые уроки. Знали бы учителя, каким маршрутом добирается она по утрам до школы, может, смилостивились, передвинули бы уроки на полчаса. А секрет был прост: Вера бежала утром к музучилищу, чтобы успеть увидеть его! Издалека увидав, как Коля выпрыгивает из троллейбуса и мчится к дверям училища, которое располагалось недалеко от остановки, она летела ему наперерез в надежде увидеть его лицо. И не успевала. «Оглянись. Оглянись!» Иногда, взявшись за ручку двери, он и в самом деле оглядывался: кто-то окликнул его или показалось? Нет, не слышал он сигналов, посылаемых ему вслед. Там, за дверями училища, его ждала музыка, и она оказывалась сильнее...Окончив школу, Вера пошла «по его стопам», в музыкальное училище, как ниточка за иголкой. Пришлось родителям раскошеливаться на аккордеон, зато теперь она сможет жить в мире музыки... его музыки. Мечтала... о музыкальном дуэте, но «дуэта» у аккордеона с гитарой - не было. На вечерах, что проводились в училище, искала его... Напрасно. Однажды не выдержала и спросила у мальчишек:- Колю Перова не видели?- Здесь его не ищи. Не бывает. Посмотри в аудиториях, авось найдешь. Да только постучи сначала. Он не один...- С девушкой? - тихо выдохнула Вера.- Ага. С девушкой - Гитарой. Душит ее в своих объятьях.

Так совершенно случайно Вера узнала о его мечте: сыграть когда-нибудь «Аранхоэсский концерт» для гитары с оркестром.Потом он закончил училище и уехал в Москву - поступать в «Гнесинку». Поступил. А она осталась... Длинными зимними вечерами, перебирая перламутровые клавиши, не ощущая ни тяжести на коленях, ни резкой боли в плече от впившегося ремня, она катилась по «Амурским волнам» и мечтала о нем: он приедет из Москвы, в филармонии будет его сольный концерт... Он увидит ее в первом ряду, с огромным букетом белых роз, посмотрит ей, Вере, прямо в глаза и скажет: «Этот концерт я посвящаю...». Потом она встретит его у филармонического подъезда, и они пойдут пешком. Взявшись за руки, они подойдут к дому, и около двери он признается ей, что только в Москве он понял, как он ее... Тут Верины мечты прервались, словно споткнувшись о порог. Дальше Вера и мечтать не смела.И вот сидит она, вжавшись в кресло, и ждет... Чего? Ее бьет озноб. Жалко, что мамы нет рядом. Вот, все отстаивала свои права на свободу... И зачем ей эта свобода? Она сидит в кресле, чутко прислушиваясь к звукам, долетающим из коридора, каждый раз вздрагивая от очередного стука входной двери, и в который раз говорит себе: «Это он... теперь уже точно он...» Время шло, а Коля не появлялся, но это нисколько не огорчало Веру. Больше того... В какой-то момент она почувствовала, что даже рада этой отсрочке, что можно посидеть вот так, усмиряя свое волнение...

Звонок! Она вздрогнула.. Метнулась к двери, но что-то остановило ее. Ноги не слушались. Не пускали. Она опустилась в кресло. Сердце, как детский мячик, прыгало в груди.Снова звонок... Хотела крикнуть: «Кто там?» Потому что в эту минуту подумала: а вдруг не он?! От этого предположения ей почему-то спокойнее стало. Но кто, кто еще мог звонить ей в дверь в такое время?От третьего, более продолжительного и настойчивого звонка она сжалась в кресле, затаилась, как мышка, даже уши закрыла ладонями: только бы не слышать этих звонков!.. Но почему он не уходит? Почему такая настойчивость? Уверен, что она дома? Но ведь она могла и уйти... Да нет, конечно он понял, что она дома, потому так настойчиво и звонит. Другого не может понять: почему она не пускает его? Впрочем, этого она и сама понять не может. Конечно, он шел к ней и был уверен, что здесь его ждут, что стоит ему позвонить... Но ведь всему есть предел. И ожиданиям, и терпению тоже...После очередного, уже не очень уверенного звонка, прозвучавшего как контрольный выстрел в голову, она едва не крикнула: «Уходи, не терзай мне душу своими звонками. И запомни: я всю жизнь любила тебя... Любила и буду любить. Но это вовсе не значит...»Звонки в коридоре затихли. И ей вдруг подумалось: «Неужели услышал?!»

Утром ее разбудил телефонный звонок. Трубка дышала тревогой.- Ко-о-ля погииб, - услышала она плачущий голос подруги. - Пошел на ночь глядя к родителям в Чуприяновку. По шпалам. И под поезд.--Прошло много лет. Вера вышла замуж. У нее двое детей: Девочка и... еще девочка. Однажды, возвращаясь с рынка домой, она увидела пожилого мужчину, который продавал старые пластинки. Несмотря на потертость, даже ветхость старого пальто, он выглядел весьма импозантно. «Наверное, бывший музыкант», - подумала Вера и представила его на сцене со скрипкой в руках, в черном фраке и бабочке.Вспомнила, что в кладовке пылится старый проигрыватель. Подошла. Пластинки в поношенных пожелтевших обложках лежали аккуратной стопочкой. И лишь одна из них «высунулась» из середины потертым краешком, словно предлагая: «Возьми меня...». Вера и взяла ее за краешек, потянула. Хлестнуло по глазам, лицо словно ошпарило кипятком: «Аранхоэсс... кон... для... гитары с оркестр...»Высыпав из сумки вес оставшиеся деньги в руки изумленного музыканта, схватила пластинку и, прижав се к груди, побежала, спотыкаясь и ничего не видя перед собой, бормоча: «Только б дома никого не было. Только б дома...» Взбежала вихрем ми свой этаж. Ключ не попадал в замочную скважину. Руки не слушались. Все! Кажется, справилась. Не раздеваясь, в пальто и в сапогах, слава богу, дома никого не было, ринулась в кладовку. Вытащила проигрыватель...

Прослушала весь концерт до конца. Да, это был он... Потом послушала еще раз - он! И еще... Гитара пела для нее! Это был он... Коля Перов. Она это знала. Чувствовала. Он играл «Аранхоэсский концерт» для нее. Для нее одной. Она была уверена в этом.

Рисунок Лилии Сокуренко

Тверские ведомости. -2000.- 19 мая.


© Тверской академический театр драмы, 2003- | dramteatr.info