ТВЕРСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКИЙ ТЕАТР ДРАМЫ
ХОНИНА НАИНА ВЛАДИМИРОВНА
ПРЕССА

Наина ХОНИНА

Мент - сын мента. Рассказ

Он был сыном милиционера. Понятно, почему у него в школе была такая кличка - Мент. Зная, чей он сын, его побаивались, не приставали, не прикалывались. Он научился грозно хмурить брови, почти сдвигая их в единую линию, что означало: не подходи, а то!.. Получалось внушительно.

И никто даже не подозревал, что за этим грозным волчьим взглядом прищуренных глаз прячется нежная, ранимая душа. Он любил читать книги. Читал запоем. Зарывался в них с головой - не оттянуть. Порой на книжную страницу скатывалась слеза. Мент плакал!

Он хорошо учился, но не любил школу и свою роль в ней - сурового мента. Уважал и побаивался отца, приносившего с работы злой, пронизывавший насквозь, взгляд и громоподобный голос, слышимый на всех этажах в подъезде. От этого голоса сразу хотелось залезть под стол. Наверное, во время его дежурства в «обезъяннике» все слушались его беспрекословно.

Каким он был отцом? Бог знает. Но Витька Мент держался от него на всякий случай подальше и поближе к матери - теплой, мягкой и уютной женщине, заработавшей себе астму на вредном производстве «Химволокно». Мать Витька любил, это точно. Жалел ее. Страшно пугался, когда она на его глазах начинала хватать ртом воздух. Он с трясущимися руками метался по квартире в поисках аппарата, который вечно исчезал в нужную минуту. Мать, задыхаясь, синела.

- На же, на! Ма-ать, ну же возьми. Дыши же!

Отец, если это случалось при нем, и вовсе терялся, горбился, скукоживался до каких-то малых размеров. И из большого, мощного дядьки превращался вдруг в маленького карлика. Опускался перед матерью на колени, становясь вровень с ней (мать была небольшого росточка), заглядывал ей в глаза, теряя голос, тихо (от этого Витьке становилось еще страшнее), жалобно просил, словно скулил.

- Мать, может, «ско-орую», а? А? Может, все-таки «скорую»?!

Сквозь затяжной кашель жены прорывалось: «Давай». Отец в один шаг преодолевал расстояние (до телефонной трубки было метра два), срывал ее с рычага и ревел в мембрану под аккомпанемент дрожащей люстры, дребезг оконного стекла, звон стоящих на столе чашек с блюдцами.

- «Скорую», е… твою мать! Чтоб через пять минут!..

Не успевал он положить трубку, как «скорая», взвизгивая тормозами, уже была у подъезда. Такова уж сила убеждения отцовского голоса, в котором было что-то такое, что заставляло трепетать и гражданское население… После отъезда «скорой», отец обхватывал голову руками - головная боль последнее время часто терзала его, - чуть постанывая раскачивался из стороны в сторону. Тогда мать подходила и, прижимаясь к нему, гладила по плечам, голове, целовала в макушку.

- Доконает тебя работа, Гриша. Кончай, уедем обратно в деревню.

- Ничего, Груня, до пенсии уж недалеко. Оженим Витьку. Будем нянчить его детей. Есть у него хоть кто-нибудь? Не знаешь?

Мать знала, но знание это приберегла и сына предупредила: мол, отцу ни гу-гу, а то прибьет и тебя и меня заодно.

Витька «влип» сразу же после суровой службы в армии, где было много всякого-якого и где он закалял свой характер, выдавливая из себя по капле «гражданку», о многом запретив себе думать. С трудом, но это ему удалось. Он уже больше не плакал над книжками и вообще не плакал. Но вернувшись из армии после дембеля домой, увидев мать, с порога «дал слабину»: неожиданно для самого себя взрыднул. Ну так, всхлипнул разок (с кем не бывает), и точка! А через день запил по-черному. Что уж он «заливал», родителям знать не дано было, но отец присоединился к нему. Видно, у каждого на душе была своя чернота и своя тайна. Видать, было, что скрывать…

У отца обнаружилась опухоль мозга. Он скрывал это от семьи, пока мог. Боялся даже название своей болезни вслух произносить. Это слово - такое коротенькое, а вот, поди ж ты, какое зловредное! Он каждый день ходил на берег Тверцы в ожидании, что эта болезнь выползет к нему, и он будет давить ее ногой: вот тебе, вот тебе, вот тебе! Вот вам! Всех передавит - и все пройдет. Это ему бабка-знахарка из его деревни посоветовала.

- Встань на берег - и зови, а коль выйдут - дави их! Ну и приговаривай: не сиди ты под водой, выходи на честный бой.

Он стоял, глядя на воду, и, усмиряя свой голос, все звал, звал, но никто к нему на честный бой так и не вышел. Некого было давить, кроме прыгающей вороны вокруг него, дразнящей: кар-кар-кар. Воспаленную голову осенило: вот почему она его так дразнит «кар»! Обратно и будет - «рак»! И когда ворона, наоравшись, взлетела и еще раз каркнула над его головой, он легко поймал ее, всего лишь подняв руку. Свернул ей шею и бросил в реку на съедение ракам.

- Да подавитесь вы!

По пути домой зашел в магазин, купил бутылку самой дешевой водки, хамсы и буханку черного хлеба. Сын был дома. Сели вдвоем. Выпили, Закусили. Отец поинтересовался дружелюбно.

- Чем заниматься-то будешь, Вить, пора определяться.

- Я бы в милицию пошел. Поможешь?

- Помогу. Мне, видать, скоро на пенсию, по болезни.

Через какое-то время надел Витька милицейские погоны. Стало в доме два мента. И тут наконец Витька понял, какой у него отец. Хороший! Вот какой. Рукастый. Его все в подъезде уважали. Что у кого сломается, бегут к нему, просят починить. Он все всем делал «за так»: замки, розетки, утюги. Спец на все руки. «Мы бы без тебя пропали, Гриша», - вздыхали жильцы. А бабки в нем вообще души не чаяли.

Когда ему пришлось выйти на пенсию «по болезни», то все домашние заботы он взял на себя: утром выходил с сумочкой в город часа на два обеспечивать семью продовольствием. В магазинах его примечали не только потому, что он был мужик видный, но еще и с «подходцем» - каждому нужное слово определял, соответственно «по подходу» и получал лучший кусок мяса или там еще чего! На улицах с ним здоровались уважительно, за руку.

- Откуда у тебя столько знакомых? - не переставал удивляться сын.

- Так я же мент поганый… Они все у меня сидели, - отшучивался отец.

- Так много?

- Разве это много?!

Выйдя на пенсию, отец быстро навел в доме порядок. Все у них имело свое место. И жену из болезни вытащил. Свозил ее на курорт, в санаторий. Подлечили. Привез почти здоровенькую. Взялся за сына. Пристает да пристает все к Витьке.

- Женился бы, а? Чего молчишь, будто не слышишь? Мать, скажи ему!

Мать согласно кивала головой: пора, мол, пора.

А Витька к этому времени по уши завяз в «отношениях», и как выбраться - не ведал. Мать была в курсе. Но советов не давала, мол, сам с усам.

Однажды привезли в ментовку, как раз Витькино дежурство было, двух девиц. Одна была совсем молоденькая. Соплюшка. Светленькая, маленькая, как ангелочек, только крылышек не видать. Поймав оценивающий Витькин взгляд, мгновенно встала в позу.

- Мент, я жду ваш комплимент!

Тут Виктора срочно отозвали в наряд, а то он сказал бы ей «несколько ласковых»!.. А когда он вернулся, девчонки уже не было. Но она ему запомнилась. А дежурства через два снова привезли наркоманов и среди них - ангелочек. Хлопает голубыми глазками, к Виктору прикалывается.

- Мент, а мент, отвези меня в мой аппартамент.

За ней пришли быстро. Позвонили по внутреннему. Дали указание выпустить. Виктор сказал: «Есть!» Так она, зараза, и тут прицепилась. Брызнула в него голубизной глаз и заплетающимся языком, еле им ворочая, а все же уколола.

- Что, мент, сорвалось? Поди, трахнуться со мной хотел? - И плюнула в него. Правда, не долетело. Дать бы ей по… Да ладно!

Судя по навороченному джипу, что ждал ее и в окно которого глядел внушительный кавказец с намордником, сквозь который хорошо был виден оскал мощных клыков, - аппартаменты у этой девчонки, очевидно, были в наличии. Она вдруг кинулась назад, зацепилась за руку Виктора, будто ища поддержки у него. Так Витька и довел ее за руку до машины, дверца которой резко распахнулась, и оттуда высунулась мощная, волосатая мужская рука. Выдернула девчонку из рук Виктора. Та пулей влетела в машину. Послышался хлопок, похожий на затрещину, и жалобно: «Ой»! Виктор рванулся было к дверце, да не успел. Дверь захлопнулась. Джип взревел, подпрыгнул на рессорах. И сквозь этот рев Виктор услышал:

- До встре-е-чи, мент! А ты ничего…

Встречи пришлось ждать недолго. Снова в Витькино дежурство привезли группу: то ли наколотые, то ли нанюханные, то ли напитые, кто их знает. Витька поймал себя на том, что он ждет встречи с ангелочком.

- А вот и мы! Я по тебе, мент, соскучилась. Уж больно ты красив. Я сегодня только напитая. Так, чуть-чуть, чтобы к тебе попасть. Ты меня домой не сдавай. Подержи у себя, здесь, а? А то они сейчас за мной приедут. Потом бить меня будут. А у меня еще те синяки не сошли, гляди.

Она задрала короткую юбчонку, под которой не было трусиков, повернулась к ошарашенному Витьке спиной, и он увидел кроваво-синие следы армейского ремня. Уж он-то знал, как это выглядит.

- Это брат старший. Я ему научную карьеру порчу, понимаешь? А ты хороший. Ты меня ни разу не ударил. Слушай, мент, возьми меня замуж. Я дурь не буду курить и пить брошу. Вот тебе зуб и всю челюсть.

Она сделала знакомый жест, но зацепиться как раз и не за что было - зуба на месте не оказалось. Девчонка засмеялась.

- Это отец. Да он нечаянно. Толкнул меня, а я неудачно об стол. Но ты мне к нашей свадьбе вставишь новый, правда, мент?

Она вдруг загрустила, поманила к себе Виктора: подойди, мол.

- Я ведь серьезно, мент. Чего тебе стоит? Вытащи меня, а то пропаду. Возьмешь грех на душу. Помоги. Ты сможешь. Сделай мне предложение. Уведи меня из дома. Я их холуев богатых видеть не могу. Да они рады будут от меня избавиться. Квартиру нам купят. Я исправлюсь. Стану хорошей. Вот тебе зуб… Ах, да, я уже это, кажется, говорила. Слушай, я рожу тебе девочку, как ангелочка. Я каждый день буду ждать тебя с работы. Кормить тебя. Любить тебя…

У Витьки Мента защемило сердце и перехватило горло. Он закашлялся аж до слез.

- Отойди. Не положено!

Когда позвонило начальство и спросило, есть ли среди задержанных такая-то, Виктор, немного поколебавшись, совершил должностной проступок, доложив, что «такой-то» среди задержанных нет! А «задержанная» уже спала, свернувшись калачиком, будто котенок, сладко посапывая. Виктор всю ночь не сводил с нее глаз и на рассвете, коснувшись плеча, разбудил ее. «Пошли!» - вывел во двор. Иди и не попадайся больше!

- Адрес? - спросила она сонным голосом. - Живешь-то где?

Виктор машинально назвал свой адрес, только потом сообразил - зря!

- Тебе-то зачем он нужен?

- Увидишь, узнаешь - загадочно улыбнулся ангелочек, взмахнув белыми ручками, крылышками ли?

В ментовке резко зазвонил телефон. Виктор рванул к нему. В трубке - мат-перемат, через который, с трудом прорвавшись, он подтвердил, что такой-то и такой-то здесь не было. Снова мат! «Куда ж она подевалась?»

Когда усталый Витька вернулся с ночного дежурства и позвонил к себе, то дверь открыла ангелочек. Он решил почему-то, что ошибся домом. Не туда попал. Ангелочек, словно прочитав его мысли, лукаво улыбнулась.

- Туда, туда! - и, повернув голову, крикнула в глубь квартиры.

- Мама! Папа! Это наш Виктор с дежурства пришел...

Тверская жизнь. -2004.- 27 ноября. [ http://tverlife.ru ]